Максим Дианов: ««Россия для русских!» — это ужасный лозунг!»
То, что в Москве 4 ноября прошел праворадикальный марш, я думаю, что это не спонтанное событие. Кому-то было нужно дестабилизировать обстановку, или, по крайней мере, проверить хотя бы, можно ли дестабилизировать ее на этой теме или нельзя. Если помните, когда были фанатские марши в Москве, там оказалось, что сдернуть молодежь то можно, но управлять потом нельзя этим конфликтом.
Поэтому сейчас происходит то же самое, и, как я считаю, те, кто хочет дестабилизации и хочет получить какие-то политические дивиденды, надеются на то, что это будет управляемый конфликт. Но он не будет управляемым! Это мы видели на фанатских вещах и это мы увидим, если беспорядки начнутся уже на национальной почве. Потому что для того, чтобы ввести подобный конфликт в какое-то русло, нужны огромные усилия, и я думаю, что этого сделать не удастся. И также я думаю, что если подобные беспорядки начнутся, то власти начнут разбираться с этим по полной программе, не обращая внимания на то, кому это выгодно.
Но кому-то это видимо нужно. И я не думаю, что власти просто так разрешают такие шествия. Я знаю, что, конечно, 40% населения, согласно социологическим исследованиям, мягко говоря, страдают ксенофобией. Особенно, на бытовом уровне. Я несколько раз выступал на эту тему по радио, в интерактиве, и меня назвали сторонником Грефа, с учетом того, что хуже меня, по-моему, про него никто не говорил. Но это неважно.
Дело в том, что «Россия для русских!» — это ужасный лозунг. Потому что, во-первых, этого никогда не было, во-вторых, это уже невозможно. И как бы я не любил Грефа, он прав, что с миграцией придется жить и без мигрантов Россия не обойдется. Другое дело, что для этого он ничего не делает, а только формально это объявляет. Но, ребята, займитесь тогда миграционной политикой! Займитесь экономическими проблемами!
Московские власти, что, не могут на нормальную законодательную базу поставить этих рабов-мигрантов, в конце концов? Что, это невозможно сделать? Я в это не верю. Ощущение такое, что все, что делается в этой сфере, делается для раздражения всех остальных — чтобы направить это возмущение на то, на кого покажут власти. У меня сложилось совершенно такое ощущение.
— А как Вы полагаете — «Наши», Движение против нелегальной миграции, другие организации подобного толка — звенья одной цепи?
Конечно, просто они с разных сторон возбуждают, мягко скажем, негативные настроения и негативные чувства. Но мы помним начало 90-х годов, когда разные конфликты случались на границах Советского союза, в Закавказье, в Азербайджане, в Армении, Грузии, Средней Азии, в Прибалтике то же самое было — а сейчас это уже у нас.
— И если рассмотреть основные угрозы дестабилизации ситуации в стране, то разжигание ксенофобии и национальной ненависти Вы бы куда отнесли, с точки зрения приоритетов?
Важно не то, что я считаю, а важно то, как считает власть. Я думаю, что она должна считать именно эту проблему самой приоритетной и это нужно немедленно прекратить. Какими угодно способами, причем очень жесткими. И на самом деле, в определенном смысле, это связано с ситуацией в Южном федеральном округе и ситуацией на Северном Кавказе.
Потому что все эти заигрывания с одними кланами против других, потом с другими против первых — это на самом деле очень опасно. И серьезным провоцирующим моментом стало то, когда, не просчитав последствия, приняли закон о реабилитации репрессированных народов. Я понимаю, что это был политический шаг. И очки политические получили, но тогда. А сейчас мы пожинаем плоды.
— Ну, а вообще власть способна этот конфликт решить?
Да, абсолютно! Ну что, я повторюсь, в Москве нельзя все ввести в законное русло? Конечно, можно. И если не водят, значит, это кому-то выгодно. Либо экономически, либо политически.
— А как Вы считаете, могут ли в России начаться беспорядки, подобные тем, что происходят во Франции?
Теоретически могут. Но причины будут совсем другие. У нас больше внимания уделяется как бы внешним проявлениям. Потому что те же самые побоища футбольных фанатов наши бы ни за что не придумали, если бы не увидели, как это происходит в Европе, когда дерутся англичане, голландцы и т.д. То же самое и здесь. И, конечно, наши побоища если будут, то будут гораздо серьезнее. Но, в то же время, есть много существенных отличий.
Первое отличие — дело в том, что у нас, может быть, кроме Москвы, во всех остальных регионах нет экономических причин для таких волнений. Потому что уровень жизни мигрантов и уровень жизни местного населения примерно одинаков. И ни те, ни другие в смысле национальности не выделяются по экономическим параметрам.
Единственное, что засекает социология — это то, что рынками в Москве владеют люди кавказской национальности: от азербайджанцев до чеченцев и т.д. И, собственно говоря, по данным центра Елены Башкировой, именно это больше всего людей раздражает. Но здесь все понятно, и Москва — она все-таки немножко не такая. Это первый момент.
Второй момент заключается в том, что то, что происходит во Франции — это все-таки в большей степени конфликт конфессиональный, цивилизационный. Потому что если обратить внимание, то основные действующие лица — это молодежь, то есть, третье-четвертое поколение мигрантов. А Франция никогда не была страной, где было много религий. У них религиозные войны между католиками и протестантами — Варфоломеевская ночь, была очень давно, а все остальное — это была внешняя агрессия. И никогда у них не было цивилизационных конфликтов.
Россия в данном случае находится в этом смысле в более благоприятном положении, и вовсе не потому, что в советское время у нас много говорили о том, что мы — многонациональная страна. Мы действительно многонациональная и многоконфессиональная страна. У нас как минимум четыре религии — официальные, и порядка десятка — полуофициальные. И все они действующие.
Мало того, у нас и православные, и мусульманские, и иудаистские священники входят в сотню влиятельных в политической сфере людей. И у нас на это обращают внимание. И даже возникали вопросы — месяц или два назад, насчет вице-президента из другой конфессии. И для нас это нормально, с точки зрения того, что, как правило, когда Россия находилась в стабильной ситуации, национальных конфликтов она себе не позволяла, даже на внутреннем уровне.
Но, к сожалению, стабилизационные периоды были очень редкими, когда все относительно других все жили одинаково, не помирали с голода. Наиболее показательный здесь период, наверное, был с начала 60-х годов до конца 70-х годов, где-то 17–18 лет он продолжался, так называемый «золотой застой». В это время все было стабильно и просто не было никаких национальных конфликтов, и даже думать об этом никто не мог. Ведь когда в 1978 году принимали так называемую брежневскую конституцию, вообще стоял вопрос о прекращении деления людей на национальности, так как есть единый советский народ. И это — показатель того, что в стране нет национальных конфликтов.
Поэтому если у нас будет такая стабильность, на том уровне, а не на том, на котором сейчас, то я думаю, что все исчезнет.
Но у нас существуют, конечно, такие проблемы там, где есть большое расслоение населения по экономическим параметрам. Причем оно большое не в смысле того, чтокто-то очень богат, а кто-то очень беден, а в смысле того, что кто-то бедный, а кто-то очень бедный.
И вот тогда легче всего показать пальцем на другую национальность и сказать, что они виноваты. И у нас такие попытки есть, были и будут. И собственно говоря, мы это уже наблюдаем, особенно в Москве.
В целом, в крупных мегаполисах это наблюдается чаще, чем в малых городах. Да и во Франции, если посмотреть, то это происходит в крупных промышленных городах, где нужны рабочие руки.
Но у нас, собственно, что может быть? Если мы будем — я имею в виду правительство — объявлять об одном, а делать другое, — например, когда Греф говорит, что нам нужны мигранты, потому что у нас много мест для неквалифицированной рабочей силы, и одновременно у нас ликвидируются структуры, которые отвечают за миграцию — уменьшаются и т.д. (сейчас их, наконец-то, восстановили) — то это непонятная позиция правительства. С одной стороны — нужны, с другой — пускай делают сами что хотят.
То же самое по национальному вопросу, конфессиональному вопросу — Министерство по делам национальностей ликвидировали, хотя все прекрасно знали, что проблема национального вопроса у нас стоит. Но до сих пор его нет — есть так называемый Минрегион, который частично выполняет эту функцию. Но опять же, они по своей инициативе занимаются национальной концепцией, а не по должностным инструкциям. Они регионами должны заниматься, а занимаются национальными вопросами.
Поэтому с Францией нашу ситуацию очень трудно сравнивать. Но выглядеть это будет примерно как во Франции, хотя причины будут другие. У них существует глубокий цивилизационный конфликт, в котором, если вы обратили внимание, сами французы так до сих пор и не определили, что там главное. Из-за чего все случилось то?
У нас в подобных случаях определяют все быстро и разбираются быстро — но не в причинах, а с точки зрения предпринимаемых действий.
Но я считаю, что французы постепенно поймут причины произошедшего, и действительно разберутся во всем. Они же пережили студенческие волнения 1968 года, там тоже было много непонятного, и они до сих пор спорят, из-за чего все произошло. Ну, Франция такая страна, и хотя там существует много всяких версий, в том числе, говорят и о том, что это специально, в стиле оранжевой революции, было сделано, что там были засланные «казачки», что они были организованы извне, были проинструктированы, интернетом пользуются прекрасно… Но они по сравнению с нами интернетом пользуются прекрасно, так как уже вся мировая культура давно в интернете. И все эти версии надуманны.
— Когда президент на днях выступал в Минобороны перед генералами, он вновь похвалил силовые структуры за эффективные и успешные действия в ходе событий в Нальчике. Однако из этой республики поступает информация об очень жестких действиях силовиков, практически без разбора, в отношении тех, кого считают хоть как-то причастным к этим событиям…
Ну да, стравили одну группу с другой, ну и что? Когда министр внутренних дел или его заместитель говорят о том, что мы упредили террористов и они не достигли ни одной из своих целей, то этого как раз и не выходит! Ведь целью террористов, по их собственным словам, была дестабилизация ситуации в спокойных республиках Северного Кавказа, что они и сделали.
Они добились своей цели, причем с помощью федеральных сил! И на самом деле мы просто поддались на эту провокацию. Так как они совершенно малыми силами дестабилизировали целый регион.
В этой связи я могу напомнить, что в марте 2000 года, когда была президентская кампания, у Путина на самом деле программы не было, хотя многие говорили, что она была. Но никто ее не видел, не знает и не предъявлял.
Но то, что Путин публично говорил и наобещал людям, не помните? Была только одна фраза, примерно такая: «Главная наша задача — прекратить войну в Чечне!». А сейчас у нас где надо прекращать войну? На всем Кавказе.
То есть, мы на самом деле начали боевиков мочить в сортире еще с 1994 года, но за эти 10–11 лет эта тактика себя не оправдала. И все вот эти награды, которые будут вручены тем людям, которые проморгали ситуацию в Назрани, Беслане, особенно в Назрани, потому что советский офицер уже бы три раза застрелился, если бы его подчиненных так, как зайцев отстрелили… Ну, не работает эта тактика! Их мочат, и нас мочат. И мы так будем мочить друг друга до бесконечности.
Нужно другие способы искать. Вон англичане, молодцы. Они быстро проанализировали, почему теракты у них могут потенциально происходить. Потому что все приезжие служители мусульманского культа на арабском языке говорят, и их никто не понимает. И нет ни одного учебного учреждения для священнослужителей в Великобритании. И они сейчас разработали программу, согласно которой те люди, которые уже несколько поколений живут в Англии, могли бы реализовывать свою возможность учебы в теологических учетных заведениях, при этом они соблюдали бы местные законы и жили бы спокойно. Они живут в этой цивилизации, и учась в своих учебных заведениях, согласуют свою жизнь с теми правилами жизни, которые в Англии приняты.
А у нас тоже, между прочим, в Поволжье много мусульманских священников есть, которые кроме арабского языка ничего не знают. Они все приехали оттуда. И они работу свою делают. Почему мы не можем принять такую программу? Ведь англичане мгновенно среагировали — два-три месяца прошло, и уже у них был план действий, с анализом причин, почему это произошло. Конечно, там есть спорные вещи. Но, тем не менее, они отреагировали на проблему быстро. А у нас это происходит уже несколько лет и чего делают у нас эти арабы, я не знаю.
То есть, проблем есть множество в этой сфере, и никто не хочет их решать. А правительство действует гениально — говорит: нужно вот это, и делает наоборот. Говорит, нужна национальная политика, и ликвидирует Министерство национальностей. И так во всем, не заглядывая в будущее и не задумываясь о последствиях.
Максим Дианов, генеральный директор Института региональных проблем.
