Картина И.С. Глазунова «Слава Предкам»
Глазунов был выдающимся гениальным художником, это знают все. И напишут в эти дни много о его таланте художника мирового уровня. Но о другой стороне его жизни знают не многие. С именем Глазунова связана важная веха в истории русского национализма.
Глазунов не только рисовал картины, пробуждающие у людей национальное самосознание. Верно сказано: «Илья Сергеевич постоянно вел кипучую работу по возрождению русскости». И это не пустые слова. Марксистская секта, захватившая нашу землю много десятилетий назад, пыталась уничтожить русскую национальную идентичность, заменяя её советской, во многом преуспев в этом. Деятельность Ильи Глазунова безусловно будила в русском народе его национальную память, позволяла обрести своё этническое «я», появившись в сложную историческую эпоху.
Для тех, кому лень читать все подробности, я кратко скажу, что начиная с 20-х годов прошлого века, в большевистском тылу начали возникать антисоветские кружки, огромная часть которых была националистической. При этом был охвачен самый широкий спектр националистических воззрений — от национал-монархизма до национал-социализма. Но ни один кружок не приблизился к своей заветной цели освобождения русского народа столь близко, сколь приблизилась к ней группа единомышленников, созданная Глазуновым. Илья Сергеевич оказался в самом эпицентре заговора, в котором один фланг представляли «красно-коричневые» или патриотичные коммунисты, русские националисты и национал-патриоты, а другой — левые социалисты и безидейные ЧКисты Андропова, рвавшиеся к власти. Забегая вперёд скажу, что заговор был подавлен самым жесточайшим образом, и многие его участники, если не большинство их, были физически уничтожены. Зная это, сложно осуждать пожилого, почти 90-летнего художника, за то, что уже в современное время, на закате своей жизни, он не рискнул выступать в оппозиции к режиму ЧКиста Путина, тем более на его плечах лежала забота о собственной Академии и нескольких музеях, представлявших собой любимые детища художника.
Молодое поколение националистов может об этом не знать, но именно Илья Глазунов является фактически одним из идейных вдохновителей и основателей, националистического движения послевоенной волны, еще во времена СССР, когда любые слова про «русскость» чаще воспринимались как «преступный шовинизм» (сегодня видимо настают похожие времена). Потому как именно он являлся организатором неформальных полу-тайных обществ и связей русского движения 60-70х годов, и именно у него в 70-х годах состоял помощником, фактически адъютантом, будущий лидер и организатор Объединения (затем Фронта) «Память» Дмитрий Дмитриевич Васильев.
Если Васильев был организатором первой публичной манифестации националистов и первого массового националистического движения в СССР, откуда потом вышли все остальные последующие организации и движения, то Глазунов на 20 лет ранее относительно успешно организовывал националистов в виде клубов и неформальных сообществ. Были тогда и другие лидеры, кто действовал в таком же «клубном» ключе, но если их сообщества оставались на уровне небольшого кружка единомышленников-диссидентов, то деятельность Глазунова была масштабной, на уровне государства и истории. Впрочем, деятельность других малых кружков тоже нельзя не уважать, поскольку многие из них вели достаточно опасную пропаганду, в надежде пробудить русский народ, часто расплачиваясь за свои идеалы жизнью и свободой.
Картина И.С. Глазунова «На колхозном складе»
К середине 1960-х руководство СССР потеряло первоначальный «интернационалистский» запал, его возглавляли в массе своей этнические русские и украинцы, и хотя все по инерции говорили про коммунизм, некоторые из них уже мало в это верили. В подобных условиях существовала теоретическая возможность перемены государственного курса из интернациональной коммунистической империи в сторону национальной государственности в какой-либо форме. Пойти по подобному пути могли те представители высшей советской партийной номенклатуры, кто не испытывал стеснения от своей русской этничности, а наоборот гордился этим, имел интерес к русской истории и культуре, и не имел стремлений к мировой революции во имя коммунистических химер. Такие люди, которые симпатизировали идеям русского национализма, существовали в верхушке СССР. Руководство СССР было в то время фактически коллегиальным, 10-15 человек, которые определяли суть политики страны. Некоторые из них тайно поддерживали «русский курс» некоторых СМИ и «толстых» журналов, издание миллионными тиражами соответствующих книг, другие смотрели сквозь пальцы. Существует два мнения на эту историю. По одному мнению, подобное было продуманной политической разводкой, когда создаются два течения – «либералы» и «патриоты», которые заняты грызней между собой, а цель одна – сохранение власти КПСС. По другому мнению, настроения «прорусской» части номенклатуры было вполне искренним. По настроениям, это были разные люди – от национал-большевиков до таких, которые, как я некогда читал в чьих-то воспоминаниях, «пели на посиделках лидеров советского комсомола «Боже Царя храни»»[1].
Одновременно существовало разрозненное, не оформленное движение советской интеллигенции из числа этнических русских, которые не имели отношения к номенклатуре, и являлись по сути правыми диссидентами – националистами. Они издавали какие-то самиздатовские журналы, их хватали, судили, сажали. Многих из этих людей Глазунов финансировал в прямом смысле слова, одевал и кормил (как свидетельствуют их воспоминания).
Где-то посередине – легальные объединения русских людей, интересующихся русской историей, культурой, желающих ее сохранения.
Илья Глазунов был тем человеком, кто связывал первых и вторых и третьих. Причем, надо понимать, что по своим взглядом он был безусловно не национал-большевиком, но правым националистом монархических убеждений.
Картина И.С. Глазунова «Возвращение блудного сына»
Пишет очевидец того времени: “Еще в 50-е возникают отдельные очаги русского сопротивления и национального возрождения. Они имели почти подпольный характер и существовали в форме небольших кружков единомышленников при православных храмах, в университетах, институтах, библиотеках, музеях и даже школах (среди преподавателей). Встречи проходили, как правило, на частных квартирах, обсуждались волнующие проблемы, из рук в руки передавались редкие книги русских мыслителей — Н. Данилевского, К. Леонтьева, И. Киреевского, В. Розанова и др., а также православная литература. В домах русских людей начинают снова появляться иконы, сначала как модное увлечение, но постепенно перерастая в более глубокое чувство, удовлетворяющее духовную потребность. В деревню двинулось множество молодых людей, собиравших иконы, церковные книги, предметы старого русского быта и одежду. Все больше русских людей стали проводить свои отпуска в деревне, во многих пробуждается интерес к русской старине”.
На этом фоне, в 1964 году (по другим данным в 1962 г.) Глазунов инициирует создание патриотического клуба «Родина» — клуба любителей отечественной истории и культуры, фактически он добился согласия советских бонз на создание легальных мест, где могли собираться, общаться, делать доступные им дела («…Забота о памятниках и святынях Отечества, чтение лекций по русской культуре и искусству стали главным смыслом жизни тысяч русских людей…»), интересующиеся русской культурой и историей.
Фактически по инициативе и при поддержке Глазунова было создано общественное движение за сохранение русского национального, культурного достояния, исторических памятников и достопамятных мест, вообще в целом клубное «русское движение» 60-70 гг. выросло из инициатив Глазунова. При его участии было создано в 1966 году Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (он вошел в правление на Учредительном съезде), а в 1968 году он содействует появлению неформального Русского клуба.
Процитирую: “В этом клубе впервые за многие годы начинают обсуждаться животрепещущие вопросы формирования и развития русской культуры и духовности. В национальный оборот снова включаются ранее запрещенные даже упоминаться имена выдающихся русских деятелей и мыслителей прошлого: Данилевского, Каткова, Розанова, Леонтьева, Победоносцева, Иоанна Кронштадтского и Серафима Саровского.” Фактически Глазунов стал неформальным лидером, или, по крайней мере символом всего начинающегося «русского движения» тех лет.
Илья Глазунов с женой Ниной Александровной Виноградовой-Бенуа
19 мая 1967 года главой КГБ становится роковой для нашей истории персонаж Юрий Андропов. Новый руководитель чекистов, освоившись за 5-7 лет на новом посту, уже в 1970-е начинает активную работу по «съеданию» всех неподконтрольных номенклатурных высших партийных деятелей, которые могли бы составить ему какую-либо конкуренцию – кто-то скоропостижно умирает в расцвете лет, кто-то гибнет в автокатастрофе. В эти годы из верхушки лидеров СССР постепенно исчезают все, кто «своё мнение имел», включая почти всех симпатизантов «русскому движению», и к концу 1970-х в руководстве СССР остается только Андропов, те, кто с ним во всем соглашаются, и люди лично преданные Брежневу. В эти же годы Андропов начинает щемить «русистов» по «всем фронтам». Письмо М.А. Шолохова, направленное в 1978 году на имя Л.И. Брежнева, в котором он пишет: «До сих пор многие темы, посвященные нашему национальному прошлому, остаются запретными… Чрезвычайно трудно, а часто невозможно устроить выставку русского художника патриотического направления, работающего в традициях русской реалистической школы… Несмотря на правительственные постановления, продолжается уничтожение русских архитектурных памятников», — получило следующий ответ: «Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и в Российской Федерации, необходимость более глубокого и точного подхода к поставленным им вопросам в высших интересах русского и советского народа. Никаких открытых дискуссий по поставленному им вопросу о русской культуре не открывать».
В начале 1980-х, по инициативе Андропова, была проведена масштабная чистка средств массовой информации от «русских элементов». От работы были освобождены директора и главные редакторы издательств, журналов и газет «Московский рабочий» (Н. Есилев), «Молодая гвардия» (А. Никонов), «Комсомольская правда» (В. Ганичев), «Человек и закон» (С. Семанов), «Современник» (Ю. Прокушев, В. Сорокин), «Наш современник» (Ю. Селезнев), «Волга» (Н. Палькин), «Техника – молодежи» (В. Захарченко). Апофеозом стал доклад Андропова в ЦК КПСС, где он информирует о необходимости неустанной борьбы с русскими националистами в СССР:
«28 марта 1981 г. Совершенно секретно. ЦК КПСС … Отдельные представители интеллигенции, прикрываясь заботой о сохранении русских национальных традиций, занимаются активной антисоветской деятельностью…. В последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя «русистами». Под лозунгом защиты русских национальных традиций они по существу занимаются активной антисоветской деятельностью. Развитие этой тенденции активно подстрекается и поощряется зарубежными идеологическими центрами, антисоветскими эмигрантскими организациями и буржуазными средствами массовой информации….Изучение обстановки среди «русистов» показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организационную форму. Опасность прежде всего состоит в том, что «русизмом», т.е. демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, памятников старины, за «спасение русской нации», прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя… слывет «борцом за русское дело», что обеспечивает ему свободный доступ в дома творческой интеллигенции, в частности художника Глазунова. К «русистам» причисляют себя и разного рода карьеристы и неудачники, отдельные из которых нередко скатываются на путь антисоветской деятельности. Прикрываясь демагогическими рассуждениями «о защите русской истории и культуры», они заявляют «о перерождении Советской власти, об отрыве партии от масс….Некоторые носители подобных взглядов берут под сомнение даже сам факт исторической необходимости Великого Октября…В связи с изложенным представляется необходимым пресечь указанные враждебные проявления с тем, чтобы предупредить нежелательные процессы, которые могут возникнуть в результате деятельности антисоветских элементов, прикрываемой идеями «русизма». Учитывая эти обстоятельства, Комитет госбезопасности…» (ЦХСД. Ф.5. Оп.84. Д.1011. Л. 31-35. Подлинник.)
Уровень политического влияния, которого в результате своей каждодневной работы достиг Глазунов к концу 70х годов был весьма велик (учитывая, что сам он не был национал-большевиком, ненавидел коммунизм, не имел никаких государственных постов) – он выезжал заграницу, как «выдающийся художник», где имел встречи с министрами, президентами, монархами, а с другой стороны имел прямые выходы и на советских лидеров. В эти годы фиксируется тесная связь Глазунова с министром МВД Щелоковым (С 1966 по 1968 год — министр охраны общественного порядка СССР, с 1968 по 1982 год — министр внутренних дел СССР). Сам Глазунов не любил рассказывать подробности событий тех лет, учитывая кто сегодня у власти. Но фактически можно констатировать, что такая связь безусловно была.
Илья Глазунов и генерал Щелоков
Процитирую один материал на эту тему: “…. дружеские отношения связывали Николая Анисимовича с Ильей Глазуновым, которого кагэбисты также не обошли «вниманием».
Ростропович и Вишневская пользовались покровительством министра, но после смерти Николая Анисимовича старались о нем не вспоминать.
В своей записке в ЦК КПСС по поводу Глазунова Юрий Андропов отмечал: «…Глазунов — человек без достаточно четкой политической позиции. Есть, безусловно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям. Сумбурность его политических взглядов иногда не только настораживает, но и отталкивает. Его дерзкий характер, элементы зазнайства также не способствуют установлению нормальных отношений в творческой среде».
Щелоков же, напротив, творчество Глазунова ценил. В то время когда художник был в опале и на него обрушился поток клеветы «собратьев» по искусству, министр вручил уезжавшему в Индию Брежневу портрет Индиры Ганди работы Глазунова. И генсек подарил ей картину, которая очень понравилась индийскому лидеру.
Затем Щелоков договорился с Брежневым о том, что Илья Глазунов напишет официальный портрет генсека (хотя у Брежнева уже были работы художника Налбандяна). После этого давление на Глазунова со стороны «соответствующих органов» заметно ослабло… Николай Анисимович лично опекал Александра Солженицына, для чего договорился, чтобы какое-то время писатель жил и работал на даче Ростроповича в Жуковке, в домике садовника. Как раз тогда началась травля писателя в советской прессе.
Галина Вишневская в одном из своих интервью вспоминала: «И вот теперь я спрашиваю себя, почему все-таки власти так долго терпели его присутствие в нашем доме? Ведь они могли просто выслать его в официальном порядке как не прописанного на нашей жилплощади… Власти запросто могли организовать «мнение» академиков нашего поселка — и те потребовали бы выселить Солженицына. Вон, как Сахарова выбросили из собственного дома и без всякого суда сослали в Горький». Все очень просто — начальник всея советской милиции дал добро. И при жизни Брежнева даже всемогущее КГБ под руководством Андропова не могло ничего сделать…».
Т.е. еще раз. Министр МВД СССР прячет Солженицина на даче Ростроповича.
И еще: “именно заступничество Щёлокова и спасло жизнь Солженицыну. Так, зимой 1971/72 года Солженицын был предупреждён о готовящейся автомобильной аварии, в результате которой он будет убит. Об этом ему сообщила в Жуковке дочь министра МВД Щёлокова.
Сам же Щёлоков осенью 1971 года подал в секретариат ЦК записку, текст которой шёл вразрез с установками КГБ. В ней министр МВД писал, что Солженицын объективно талантлив, и его нельзя отталкивать. Вместо преследования его надо «приласкать»: начать печатать его произведения в СССР (тогда интерес к ним на Западе угаснет). «Солженицыну надо срочно дать квартиру в Москве, прописать», — советовал Щёлоков.”
Приведу более подробный рассказ на эту тему Леонида Бородина, который был тогда товарищем Глазунова: «Его (Щелокова) дружеские отношения с Глазуновым, безусловно, строились или выстроились не просто на личных симпатиях. Хозяин собственной, весьма представительной картинной галереи, министр, надо понимать, разделял многие взгляды Глазунова на живопись и искусство вообще. Таковое «разделение» не могло не смыкаться и с прочими мировоззренческими аспектами, каковые в недрах другого ведомства уже к тому времени определенно были отнесены к разряду враждебных коммунистической догматике. И без всяких на то оснований, то есть не имея ни одного факта в подтверждение, я рискну предположить, что в каких бы грехах Щелоков ни был уличен, его «уход» в значительной мере — часть той общегосударственной политики в идеологической сфере, что была в свое время сперва публицистично декларирована Александром Яковлевым в «Литературной газете», а затем документально сформулирована Ю. Андроповым в известной «записке» для Политбюро: «Русизм — идеологическая диверсия, требующая особого к себе внимания и мер воздействия»».
Известно, что Щелоков сделал Глазунову удостоверение МВД (формально тот преподавал в Академии МВД эстетику) для облегчения передвижения по стране.
Что нам еще известно о взглядах Щелокова? Мало, но вот один штрих:
Гелий Рябов: “Да, в 1970-х годах заниматься этим тоже, мягко говоря, было чревато. Но, к счастью, к тому времени уже не все в советском руководстве разделяли официальный взгляд на события, случившиеся в 1918 году.
Я в то время был консультантом по вопросам печати и кино у министра МВД СССР Щелокова. Николай Анисимович был очень неординарным человеком. Дружил с Ростроповичем, помогал Солженицыну… Кроме того, его очень интересовало все, что было связано с историей царской семьи.
В 1976 году, направляя меня в командировку в Свердловск — требовалось показать местным работникам милиции новую серию «Рожденной революцией» и узнать их мнение о фильме, — Щелоков напутствовал меня следующей фразой: «Когда я проводил там совещание, то первым делом попросил отвезти меня в дом Ипатьева. «Хочу, — говорю, — постоять на том месте, где упали Романовы…» Эти слова потрясли меня до глубины души. Не укладывалось в голове: член ЦК и говорит вдруг такие слова. Приехав в Свердловск, я тоже попросил отвезти меня в дом Ипатьева. И понял, что это меня уже никогда не отпустит. С той поездки, собственно, все и началось.
— То есть вы подтверждаете версию, согласно которой ваши поиски происходили с благословения и при поддержке Щелокова?
— Это не версия, а реальность. Без Щелокова нашей затее была бы грош цена. Правда, ничего конкретного на эту тему я ему не говорил, а он никогда не спрашивал. Официально мои поиски объяснялись интересом к «истории становления советской милиции».
Но, подписывая мои командировки в Свердловск, письма в спецхраны и архивы, разрешавшие доступ к фонду Романовых, отдавая распоряжения о всяческом мне содействии, Николай Анисимович, конечно же, не мог не понимать, в чем истинная цель моих действий.
Дочь Щелокова, Ирина Николаевна, как-то поделилась со мной воспоминанием, относящимся к этому периоду. Однажды, когда семья собралась на кухне за вечерним чаем, отец сказал: «Гелий нашел Романовых». То есть Щелоков все знал.”
Таким образом трудно не увидеть очевидного, генерал Щелоков был тесно связан с национал-монархистом Глазуновым, и последний оказывал на него идеологическое влияние, это как минимум.
Юрий Андропов и Николай Щелоков
Итак, хотя не существовало никакой «Русской партии», о которой говорят некоторые, но фактически к концу 70-х существовало полу-подпольное неформализованное русское национальное движение, реальным лидером которого, и во многом и создателем, был Илья Сергеевич Глазунов, а симпатизанты которого находились и зарубежом и в высшем руководстве СССР. Это не было еще массовой уличной организаций, как будущая «Память», но как движение – безусловно таковое было, и именно о нем, как «главном враге СССР» говорил Андропов. Оно имело несколько внешних проявлений – от массовых клубов любителей истории до неизвестных нам по сей день, о которых можно только догадываться, взаимодействий на уровне руководства СССР.
Да, среди русского движения того времени, было достаточно национал-большевиков, патриотичных сталинистов, и прочих не очень умных людей, но нити этого движения тянулись к Глазунову, который был умнейшим человеком своего времени, ведшим двойную жизнь – крупнейшего советского художника, и организатора тайных попыток изменить содержание власти в СССР с интернациональной на национальную.
1982 год является ключевым для истории СССР и нашей современной, как последствие.
10 сентября 1982 года глава МВД СССР Николай Щелоков посылает спецназ МВД для ареста руководителя КГБ Юрия Андропова, в центре Москвы происходит бой, операция закончилась неудачно для сил МВД. Фактически это была попытка не допустить КГБ к власти в СССР. Детали этого малоизвестного до сих пор события читайте здесь — http://www.medved-magazine.ru/articles/article_1069.html , я был знаком с ними и из других публикаций еще 20 лет назад, но сейчас не нашел их доступными в интернете. Через два месяца, 10 ноября, умирает глава ЦК КПСС и фактический глава государства Брежнев (который к тому времени уже ничего не контролировал), Андропов становится руководителем Советского государства. 17 декабря 1982 года генерал Щелоков застрелился (или был убит чекистами).
Это была последняя возможность изменить ход истории. Если бы в этом противостоянии победил Щелоков, а не Андропов, то он бы и стал руководителем СССР. Глазунов в таком случае, скорее всего, стал бы его ближайшим идеологическим советником, со всеми последствиями.
Учитывая, что Российскую Федерацию, где русский национализм – официально преследуемая идеология, создал фактически Андропов (об этом читайте подробнее здесь: http://basmanov.livejournal.com/1769184.html , http://basmanov.livejournal.com/1768676.html , http://basmanov.livejournal.com/1769440.html ), то ясно, что мы жили бы сейчас в другом мире. Какой он был бы – вопрос риторический, но что это был бы проект не чекистов Андропова, который мы наблюдаем сегодня – это факт.
Понимание уровня контактов и влияния Глазунова в те годы дает и следующая история, связанная с другим талантливым художником, Константином Васильевым:
“К Глазунову они попали 2 января 1975 года. Жил тот тогда на Арбатской площади в двухуровневой квартире, на втором этаже которой была мастерская. Как вспоминает Пронин, встретила их жена Ильи Сергеевича, попросила пока распаковать принесенные картины, а сам Глазунов через некоторое время неторопливо спустился из мастерской. С лестницы без особого интереса он посмотрел на одну продемонстрированную ему картину, на другую… Огонек живого интереса зажегся у него в глазах только когда оберточная бумага, покрывавшая холст, была сдернута с картины «Северный орел». Глазунов, вспоминает Пронин, заерзал. «Ну-ка, ну-ка… – сказал он. – Давайте еще. Еще! Еще!». Дальше Глазунов рассматривал все уже внимательно и подолгу. Но молча. Потом поднял телефонную трубку: «Сейчас вызову министра культуры!». Через полчаса, поскольку министерство было рядом, в квартире Глазунова появился замминистра культуры РСФСР. Фамилию Пронин запамятовал. Подошел и заместитель председателя Совета Министров СССР Косыгина, председатель Госкомитета по науке и технике Кирилин. Им были продемонстрированы картины и сам художник (Константин Васильев). «Вот, – как дословно помнит Геннадий Пронин, произнес Глазунов, – талантливый русский художник. Живет в Казани. Его там зажимают татары. Давайте его поддержим! – попросил Глазунов». И протянул высоким гостям телефонный аппарат”.
В 1979 или 1980-ом (не могу утверждать точно), помощник и адъютант Глазунова Дмитрий Дмитриевич Васильев разругался (если не сделал вид намеренно, по обоюдной договоренности) с Ильей Сергеевичем Глазуновым (об этой истории пишет сам Глазунов в своих воспоминаниях), и примкнул в 1984 году к Историко-литературному любительскому объединение «Память», которое неформально возглавил с конца 1985 г., а официально в 1988 г. Причем в создании «Памяти», еще с самого начала, принимали участие люди, участвовавшие в прошлом во всевозможных «русских» клуба и сообществах, вызванных к жизни Глазуновым.
Дмитрий Васильев на фоне картины Ильи Глазунова
Мне очевидно, хотя никто никогда об этом не говорил, именно Илья Глазунов стал идеологическим отцом, наставником Дмитрия Васильева. А Васильев стал таковым для многих националистов будущего времени. Дальше была «Память» 80-х, откуда появилось РНЕ 90-х, ДПНИ и Славянский Союз 2000-х запрещённые Путиным, и Объединение Русские первой половины 2010-х , также оказавшееся под запретом.
Националисты, находившиеся в «Памяти» Васильева, до сих пор принимают самое активное участие в русском политическом сопротивлении. Соратниками «Памяти» в своё время были Илья Лазаренко, главный редактор право-либеральной «Русской Фабулы», один из лидеров российской оппозиции Александр Белов, ваш покорный слуга, глава Комитета «Нация и Свобода» — Владимир Басманов.
Но это уже другая история, и о другом.
Илья Сергеевич Глазунов, великий русский художник и русский националист
Для понимания личности Глазунова и того, чем он был занят в 60-70 годы, я рекомендую ознакомиться с романом «Последняя ступень» талантливого писателя, русского националиста Владимира Солоухина (издан впервые только 1995 году, хотя написано в середине 1970-х), где под героем романа Кириллом Бурениным, выведен никто иной, как Илья Сергеевич Глазунов ( http://royallib.com/book/solouhin_vladimir/poslednyaya_stupen_ispoved_vashego_sovremennika.html или https://www.litmir.me/br/?b=25421 ). Это единственная книга, которая подробно рассказывает о том, что и как делал Глазунов в те годы, и в чем состояли его реальные идеи. Никто другой таких воспоминаний не оставил. И книга эта раскрывая личность Глазунова, заканчивается несколько двусмысленно. Этот роман всем нужно прочитать для общего развития, но прежде чем прочесть эту крайне необычную потрясающую книгу, нужно знать слова Леонида Бородина о ней: “Итогом романа не только совершенно бездоказательно был ошельмован лучший друг Владимира 
Солоухина, но и поставлена под сомнение вся та часть русской правды, или правды о России, каковую на сотнях страниц текста обговаривали, оспаривали, утверждали, иногда и с заведомыми переборами и перехлестами, два основных действующих лица романа — Глазунов и Солоухин. Не узнать их под псевдонимами мог бы разве некто, никогда этих имен не слыхавший и не читавший ни строчки… был еще один момент в самом конце текста, где некий странным образом информированный монах сообщает герою, то есть Солоухину, о чуть ли не платной провокационной деятельности Глазунова. Речь идет об антисоветской подпольной организации в Ленинграде, где со временем всех арестовали и посадили, кроме некоего Володи, тоже будто бы члена организации, но отнюдь не пострадавшего от репрессий. Вот этого самого Володю будто бы можно часто встретить у Глазунова, что, разумеется, тоже не случайно. И этот момент уже имеет непосредственное отношение ко мне, потому что действительно у Глазунова можно было встретить этого самого Володю (имя не изменено). Мой давний друг, действительно знавший о существовании организации Огурцова, но никакого отношения к провалу организации не имевший, — каково ему было бы прочитать сей навет и как бы он сумел оспорить гиганта советской литературы?». Я не буду вдаваться в детали момента, о котором пишет Бородин, но думаю, что Глазунов действовал в сложных условиях, когда нужно было добиться результата, но это невозможно было сделать без слежки со стороны КГБ, и он сознательно шел на ситуацию, которую его друг Солоухин принял не за то, что было на самом деле. Сам Солоухин, незадолго до своей кончины (мне довелось быть на его похоронах в 1997 году, там я и узнал от его жены, кто такой Кирилл Буренин из его романа), так прокомментировал отклики на его роман – «…Да и тёртый он калач, Илья-то Сергеич, каких только ярлыков ему не клеили. Но Глазунов – фигура сложная, многогранная, на поверхности мы видим его как бы только наполовину, если не меньше. У него всегда были свои игры и с Кремлем, и с заграницей»». И это верно, Глазунов ставил цели и шел к ним, несмотря на невероятные трудности, и как минимум 20 лет он добивался результата, даже в условиях советской тирании.
Любопытно следующее воспоминания очевидца, который общался с Глазуновым: «Илья Глазунов умел спать не более четырех часов в сутки. Где-то с девяти-десяти часов вечера начинались те самые общения, коэффициент полезного действия которых для самого Глазунова мне почти никогда не удавалось даже прикинуть. Но он был. Ибо ни на что определенно «пустое» Глазунов времени не тратил принципиально. Не пьющий даже кофе, он всегда был центром общения, блистал остроумием и острословием. Присутствующие могли очаровываться им мгновенно и столь же мгновенно разочаровываться и превращаться в злейших врагов». И еще одно свидетельство: “«Нет ни одного серьёзного деятеля в современном русском движении, который бы не был окормлён на том или ином этапе Ильёй Глазуновым».
Хотя о его политических делах с начала 1980-х мне ничего неизвестно, могу только сказать, что в 90-е их снова видели с Васильевым вместе, и что уровень его контактов с руководством страны оставался весьма высоким. Приведу лишь один эпизод из его интервью журналу «Итоги» про 90-е годы, который говорит о многом: “Но Александр Васильевич Коржаков не обманул. Через какое-то время позвонил бизнесмен, имя которого я раскрывать не вправе, и предложил встречу. Все получилось, как обещал Коржаков. Человек приобрел картину «Голгофа». Она была вывешена в Кремле, но потом ее сняли по личному указанию Наины Ельциной. Мне рассказывали, первой леди не понравился образ распятой на кресте России. Мол, слишком мрачно для Кремля. И моего «Ивана Грозного» убрали по распоряжению Наины Иосифовны. Там ведь головы рубят. Заменили пейзажами. На них смотреть приятнее, ненужных ассоциаций не возникает. Ни с расстрелом Белого дома, ни с войной в Чечне…
Я потом встретился с супругой первого президента России. Кстати, это случилось на дне рождения у Коржакова. Наина Иосифовна отвела меня в сторонку и стала шептать: «Илья Сергеевич, почему вы всюду твердите «русские», когда надо говорить «россияне?» Я попытался объяснить, что вкладываю в это слово, но, кажется, мы так и не поняли друг друга. Что ж, как говорится, каждому свое.»
Мне неизвестны политические взгляды Глазунова последнего времени, наверняка он, не радуясь многому происходящему, не конфликтовал с властями РФ, и не был человеком, который на одной стороне фронта со нами в противостоянии путинщине, наверняка он не разделял наше сегодняшнее понимание борьбы за свободу нашей нации уже в условиях РФ и многое чего другое. Но это не умаляет его величину и масштаб.
Занимался ли Глазунов последние 25-30 лет тем же, чем и 40 лет назад? Пытался ли изменить страну в которой живет, методами, которыми умеет? Не знаю, не берусь судить, не обладаю достаточной информацией.
Думаю, что всем русским националистам следует помнить об Илье Глазунове не только как о великом художнике, но и о его вкладе в правое дело в свое время. Мы должны помнить тех, кто был перед нами, даже если наши взгляды (современных националистов и Глазунова) в чем-то и стали расходится в последние годы, как сын не должен быть копией отца, так и националисты 2020 года не обязаны быть во всем похожи на националистов 1960 года или 1935 года.
Спите спокойно, Илья Сергеевич, Вы прожили достойную жизнь великого человека, мы сохраним светлую память о Вас, а Ваши картины помогут всем последующим поколениям русских людей в осознании своей национальной идентичности, и всем последующим поколениям русских националистов в поиске вдохновения для борьбы за права и свободу русского народа.
Владимир Басманов, 9 июля 2017 г.
Картина И.С. Глазунова «Россия, проснись!»
[1] Нужно отметить, что в те годы начинала меняться этническая карта СССР, рост населения в национальных республиках был больше, чем рост населения в РСфСР, при этом рост процентного соотношения русских в национальных республиках также проходил весьма стремительно, и это увеличивало межнациональную напряжённость, как в центре, так на периферии. У решения межэтнических конфликтов должна была быть какая-то идеология, или приоритет интересов меньшинств, который мог запустить процесс дезинтеграции национальных республик, или приоритет русских интересов, что в свою очередь могло привести к ожесточению конфликтов, и в то же время к их форсированию, в интернациональную идею уже мало кто верил по-настоящему. Эта ситуация подталкивала советскую номенклатуру к необходимости срочной идеологической и политической ревизии.
